Создателем культуральной социологии, начало которой относится к 1984 году, является известный американский социолог-теоретик профессор Джефри Александер, с которым мы обменялись книгами. Я был счастлив работать над рецензией его книги. Моя работа, которую профессор Александер определил как "блестящий" отзыв "утонченного теоретика", представлена ниже и опубликована на многих зарубежных сайтах на английском языке. Культуральная социология имеет большое значение для формирования новой культуры гармоничного мира. Она может и должна быть лидером теоретического продвижения и научных исследований роста этой культуры в дисгармоничном мире. Я надеюсь, что профессор Александер и его единомышленники внесут свой мощный вклад в решение этой великой задачи и отразят его результаты на страницах нашего сайта.

Л.М.Семашко

Смыслы культурной социологии

Рецензия на книгу Джефри Александера "Смыслы социальной жизни. Культурная социология", Издательство Оксфордского университета, Нью-Йорк, США, 2003, Х + 296 страниц.

Сокращенный вариант рецензии, опубликованный на английском языке в Журнале "Международная Социология. Обзор Книг", том 21, 6, ноябрь 2006. Смотреть на английском языке по адресу: http://peacefromharmony.org/?cat=en_c&key=57

(Ниже дается полный вариант рецензии, опубликованный в журнале "Телескоп", 2004, 2 )

Обменявшись книгами с Джефри Александером, который квалифицируется издателем как "один из ведущих теоретиков наших дней" , я получил его замечательный труд, обзор которого делаю с большим удовольствием. Дело в том что, сопоставление культурной социологии и тетрасоциологии , которые во многом сходны и дополнительны, думаю, будет интересно в плане того, как рождаются и пересекаются новые социологические теории в Америке и России.

Книга состоит из восьми глав-эссе. Две из них написаны в соавторстве с Филиппом Смитом, одним из соавторов идеи культурной социологии. Книга посвящена членам студенческого "Культурного клуба", который был создан автором в 1984 году в университете Лос-Анджелеса, где он тогда преподавал. Во введении под названием "Смыслы (социальной) жизни. Об истоках культурной социологии", автор описывает тот путь, который прошла идея культурной социологии с 1984 года, родившись внутри "Культурного клуба". (Тетрасоциология также родилась внутри студенческого клуба, который назывался "Демиург" и был создан мною в Институте точной механики в Петербурге в 1976 году, где я тогда преподавал философию.)

Александер описывает дискуссию в университете Лос-Анджелеса в середине 80-х годов со своими тремя коллегами, которые тогда высмеяли идею культурной социологии. "Эта идея поразила их не только как глубоко оскорбительная для их профессионального чувства, но и как интеллектуальный абсурд. Даже словосочетание 'культурная социология' казалось им оксимороном (соединением несоединимого - Л.С.). Культура и социология не могут соединяться как прилагательное и существительное. Если есть социологический подход к культуре, то это социология культуры. Но культурного подхода к социологии быть не может" . "Мои коллеги были правы относительно прошлого и настоящего, но не будущего. В последние пятнадцать лет утвердился новый и специфический культурный подход к социологии" . Если в Америке для утверждения новой социологической теории потребовалось примерно 15 лет, то в России вряд ли найдутся подобные примеры.

Во введении автор раскрывает принципиальные смыслы культурной социологии. Во-первых, он демонстрирует ее необходимость. Он пишет, что современные мужчины и женщины идут по жизни без реального знания причин. Их жизнь и действия окутаны в риторику добра и зла, дружбы и вражды, бога и отечества, цивилизации и хаоса. Эти риторики являются глубоко укорененными культурными структурами. Проблема в том, что мы не понимаем их. Понять их - это задача культурной социологии. Понимание, которое она дает, может изменить, но не отменить их. "Без таких структур общество не может выжить" . Тем самым утверждается, что культурные структуры, под которыми понимаются идеальные смыслы и значения, не менее необходимы обществу, чем материальные и социальные. Подобный вывод позволяет недвусмысленно определить позицию автора как социологический плюрализм, который составляет общую мировоззренческую основу как культурной социологии, так и тетрасоциологии. Однако, культурная социология ограничивается Александером только сферой культуры, в то время как тетрасоциология выделяет кроме культурных структур еще социальные, организационные и материальные/экономические структуры, изучая их взаимодействие во всех сферах.

Во-вторых. Главным нервом (или смыслом) в понимании культурных структур является соотношение материализма и идеализма, или материальных и идеальных аспектов. С одной стороны "материализм не влияет на нас, он является только выдумкой о святости вещей" . Однако, в истории социальных наук социология культуры, которая называлась социологией знания, искусства, религии, идеологии, исходила не из понимания и смысла культурных структур, а из того, как эти идеальные структуры формируются другими, более материальными структурами. В середине 80-х годов еще немного социологов отвергало этот социологический и по сути материалистический подход. С другой стороны, идущая ему на смену культурная социология может быть не менее суровой и критичной, чем материалистическая социология. Культурная социология делает коллективные эмоции и идеи, которые правят миром, центральным предметом, но это не превращает ее в идеализм или в "асоциологический волюнтаризм". Поэтому, если идеализм должен быть отклонен, также как и материализм, то факты коллективной идеализации не могут быть отклонены . Этим Александер подтверждает свою плюралистическую позицию, возвышая ее над односторонностями материализма и идеализма и включая их в нее как равноправные моменты.

В-третьих. Особое значение имеет психоаналитический аспект. Культурные структуры являются подсознательными, которые, однако, регулируют общество "в свете разума", т.е. понимание может изменить, но не отменить их. Культурные структуры и смыслы производятся обществом, даже если они невидимы, но мы должны сделать их видимыми. Целью психоанализа Фрейда является замена бессознательного сознательным. Культурная социология в этом смысле есть вид психоанализа. Ее цель состоит в том, чтобы сделать социальное бессознательное явным, обозримым, чтобы помочь мужчинам и женщинам понять их мифы . В-четвертых. Александер осознает диалектический смысл культурной социологии и ее контекста. В нашем постмодерном мире тесно переплетены фактические утверждения и вымышленные нарративы. Бинарные символические коды истины/лжи внедрены друг в друга. Фантазия и реальность так переплетены, что мы можем отделить их только в последствии. Многомерность и противоречивость присущи современному обществу, чем оно мало отличается от традиционного. Автор пишет: "моя чувствительность к этой реальности и моя способность понимать ее опосредуется многими интеллектуальными событиями: лингвистическим поворотом в философии, переоткрытием герменевтики, структурной революцией в гуманитарных науках, символической революцией в антропологии и культурным поворотом в американской историографии." . Этим автор хочет сказать, что многомерность и противоречивость реальности доступна для понимания только многомерному, междисциплинарному и диалектическому мышлению.

В-пятых. Особое внимание автора в культурной социологии привлекает диалектика теории и практики, теории и эмпирики. Свое исследование он называет сборником "эссе", подчеркивая этим, что оно не является ни чисто теоретическим, ни чисто эмпирическим или прагматическим. Оно соединяет в себе то и другое. Действительно, в книге отсутствуют как системное теоретическое изложение (что не исключает ряда очень важных теоретических конструкций), так и конкретные эмпирические исследования, но в ней присутствует глубокий социологический анализ некоторых известных исторических фактов. Он пишет: "Эти эссе не нацелены на создание новой модели культуры. Они не вовлечены в генерализующую и дедуктивную теорию. В этом отношении они являются постфундаментальными (т.е. построенными на уже созданных основаниях, к которым он относит идеи Макса Вебера и Эмиля Дюркгейма - Л.С.). Я вижу их … как рискованные поиски в диалектике культурного мышления. Они движутся между теоретизированием и исследованием, интерпретацией и объяснением, культурной логикой и культурной прагматикой.…Даже когда они предлагают модели и провозглашают универсалистские амбиции, нацеленные на науку в герменевтическом смысле, эти эссе коренятся в прагматизме, в широких нормативных интересах" . В то же время, как теоретик, он признается, что "моя цель всегда была теоретической. Применением культурно-социологического метода к широкому спектру тем я хотел продемонстрировать, что культура является не вещью, а измерением, не зависимой переменной, а нитью, пронизывающей каждую мыслимую социальную форму". Таким образом, культурная социология претендует на многомерный, объемный и плюралистический смысл, который постоянно подчеркивается автором.

Признаваясь, что большая часть научной жизни автора была посвящена созданию "чистой теории", он подчеркивает, что "эта книга является другой. Ее цель заключается в том, чтобы очертить исследовательскую программу культурной социологии и показать как эта программа может быть конкретно применена к некоторым принципиальным событиям современной жизни" .

В первой главе, которая называется "Сильная программа культурной социологии. Элементы структурной герменевтики", автор вместе с Ф.Смитом строит основные контуры этой программы. В ней, прежде всего, решается задача разделения "культурной социологии", которой соответствует "сильная программа", и "социологии культуры", которой соответствует "слабая программа". (Почему они называются "сильными" и "слабыми" будет ясно ниже.) Оба подхода признают важность культуры в обществе, между ними много общего, но их сходства являются только поверхностными. На структурном уровне обнаруживаются глубокие антиномии . Каковы же они в самом общем виде?

Социология культуры предполагает культуру чем-то внешним, отделенным от доминирующего смысла и объясняет ее из "тяжелых" переменных, как нечто "мягкое", зависимое, а не как действительно независимую переменную. "Ничтожная" роль, отводимая культуре в социологии культуре, делает ее "слабой программой", которая, вслед за Гиртцем, называется автором "тощим описанием (thin description)" культуры . Классический период (до 1960-х) социальной теории культуры, включающий социологии Вебера, Дюркгейма, Маркса, Парсонса, Миллса и других, а также коммунистов и фашистов, характеризуется автором как время "слабой программы" лишь с некоторыми "проблесками" сильной программы. Но и в современной культурной теории (после 1960) он насчитывает по меньшей мере четыре типа "слабой программы": Бирмингемская школа, П.Бурдье, М.Фуко и теория "производства и потребления культуры" .

Слабая программа остается доминирующей в социологических исследованиях культуры современного периода, но в нем возникает тенденция культурной социологии, "сильной программы". Первым шагом ее становления признается герменевтический проект "изобильного описания (thick description)", представленный в работе последователя Пауля Рикера Клиффорда Гиртца (1964) . В ней культура представлена богатым и сложным текстом с трудно уловимым узором влияния на социальную жизнь. Гиртц неустанно подчеркивает, что общества подобны текстам и могут быть прочитаны как текст, что интеллектуальным центром является потребность объяснения смысла. Он энергично настаивает на утверждении культурной автономии. Признание в культурной социологии автономности культуры оценивается Александером как "единственное наиболее важное качество сильной программы" . Он стремится дополнить подход Гиртца, которому было присуще отвращение к общей теории, движением к ней, герменевтику частного - герменевтикой универсального. Культура есть внутренний жизненный текст, а не внешнее окружение действия. Поэтому необходимая автономия культуры и текстуальность социальной жизни составляют две аксиомы сильной программы, которые соединяются с третьим императивом, устанавливающем конкретные (семиотические) механизмы, через которые культура делает свою работу.

В работах американских культурных социологов культура сводилась к действию, но без материалистического редукционизма Бурдье. Однако Александер придерживается не прагматистской а герменевтической традиции и считает, что герменевтика есть наилучший путь продвижения в культурной социологии. Центром этого направления является понимание культуры не только как текста в духе Гиртца, но как текста, подпираемого знаками и символами. Автор отмечает большой вклад Леви-Стросса в синтез лингвистического и социологического подходов, в понимание автономии культуры. Смыслы производны от знаковой системы, они обладают определенной автономией от социальной детерминации. Культура в этом понимании становится такой же объективной структурой, как и любой более материальный социальный факт. Текстуальное понимание социальной жизни, чтение культуры как текста, породило появление в философии и лингвистике нарративной теории, которая анализирует различные нарративные формы: моральную пьесу или мелодраму, трагедию, комедию, романс, иронию и т.п. Нарративная теория, подобно семиотике, служит мостом между герменевтическим исследованием Гиртца и импульсом к общей культурной теории (культурной социологии). Сильная программа подчеркивает центральную роль смыслозначимых текстов, широкий социальный контекст не игнорируется в ней, а рассматривается как институты и процессы, которые преломляют культурные тексты смысловым образом. Социальные институты и процессы являются аренами, в которых культурные (идеальные) силы соединяются или сталкиваются с материальными условиями и интересами производства частных результатов. Когда институты, процессы и акторы понимаются как причинные посредники (а не как первопричины) культурных смыслов, тогда мы имеем основания для крепкой культурной социологии. Александер видит в структурализме и герменевтике "прекрасных партнеров" для конструирования общей теории автономии культуры как стержня культурной социологии. Полемический тон автора не исключает других способов понимания культуры. "Теоретический плюрализм и живое обсуждение" он считает естественным признаком здоровой социологии. Слабая программа и необходимость учета ее вклада не исключает, а сохраняет место для подлинной культурной социологии. Ее задачи состоят в разоблачении фальшивых идолов и ошибок редукционистской (слабой) социологии культуры .

Тем самым, сильную программу культурной социологии, настаивающей на автономности культуры можно характеризовать как плюралистическую, не исключающую автономности других социальных факторов, и как междисциплинарную, синтетическую, объединяющую несколько научных подходов. В этом смысле культурная социология совпадает с тетрасоциологией, но первая отличается от второй тем, что она ограничивается автономностью только одной, культурной сферы жизни общества, не затрагивая автономности трех других сфер общества. По этой причине она не ставит вопроса о мере автономности культуры по сравнению с мерой автономности других сфер жизни. Тетрасоциология признает равную меру автономности сфер общественной жизни, что не исключает их разной приоритетности (как колебания меры автономности в ту или другую сторону от точки равновесия) в разных социальных условиях и на разных этапах. Масштаб колебания культурной автономия является не большим и не меньшим колебания автономии других общественных сфер. Только такая посылка уводит плюралистическую теорию от методологической крайности того или иного монизма. Меры автономии сфер общества соотносительны, они определяют друг друга в каждой конкретной макро и микро социальной ситуации. Сферы не могут определять меру своей автономии сами, без участия других сфер. Так же, как каждая из них в отдельности не определяет общественный идеал. Поэтому, культурная социология, ограниченная одной сферой, не касается общественного идеала, упускает его, в то время как тетрасоциология, охватывающая все четыре сферы общества, видит его в социальной гармонии этих сфер и классов людей, занятых в сферах. Поэтому культурная социология, блестяще раскрывая частные культурные смыслы, не может понять общий социальный смысл гармонии общества.

Вторая глава книги "О социальном конструировании моральных универсалий" посвящена превращению "Холокоста" из военного преступления в травматическую культурную драму. Это блестящий пример ювелирного культурно-социологического исследования. В начале, в апреле 1945, когда американские пехотинцы открыли нацистские концентрационные лагеря, когда о них пошел поток газетных, радио и журнальных сообщений, Холокост еще не был "Холокостом", он был эмпирически типизирован как "зверства" массовых убийств евреев . В рамках теории травмы автор создает общую культурную конструкцию травмы и применяет ее для анализа Холокоста. Любая социальная травма есть зло, но в культурно-социологической перспективе, любое зло, Холокост в том числе, представляется гносеологическим, а не онтологическим. "Для любого травматического события статус зла есть вопрос его становления злом…Категория 'зла' должна рассматриваться не как нечто естественно существующее, а как произвольная конструкция, продукт культурной и социологической работы" . Если бы союзники не выиграли войну, то "Холокост" никогда не был бы открыт. Если бы большинство нацистских лагерей были освобождены Советами, а не американскими союзниками, то он никогда не был бы изображен таким образом как сейчас. Массовые убийства могли быть названы Холокостом и закодированы как зло только теми, кто контролировал средства символического производства, но не нацистским или коммунистическим режимом .

Культурная конструкция травмы четырехмерна, включает четыре элемента: 1. материальную "базу" - контролирование средств символического производства, 2. кодирование (coding) травмы как зла, 3. придание ему определенного смыслового веса и степени (weighting), так как "нормальное зло и радикальное зло не могут быть одинаковы", 4. повествование (narrating) о свойствах зла, о том, каким оно является, кто его жертвы, кто несет ответственность за них, каковы его последствия и т.п. Решающим основанием этой конструкции является история, социальное время, которое наполнено "конкуренцией за символический контроль, за структуры власти и распределения ресурсов".

Элементы культурной конструкции соответствуют структуре социальных ресурсов тетрасоциологии. Повествование (narrating) связано с человеческим ресурсом, с людьми, с их мыслями и эмоциями. Придание определенного смысла (weighting) представляет информационный ресурс в культурном контексте. Кодирование (coding) как классификация выражает организационный ресурс, организацию культурного смысла. Средства символического производства, составляющие материальную базу культурной конструкции, связаны с вещами, с техническими средствами культурной сферы. Исторический контекст культурной конструкции представляет собой социальное время как одно из фундаментальных измерений тетрасоциологии. Разница в интерпретации ресурсов состоит в том, что культурная социология ограничивает их анализ только сферой культуры, а тетрасоциология анализирует их во всех четырех сферах общественного воспроизводства.

Все последующее изложение в этом эссе посвящено описанию изменений культурных процессов (coding, weighting, and narrating) травмы Холокоста вплоть до наших дней. Автор рассматривает ее происхождение из нацизма в межвоенный период, анализирует различные типы ее кодирования, осмысления и повествования в послевоенный период. Процесс генерализации и универсализации Холокоста начался с 1945 года с Нюрнбергского трибунала. Особое внимание автор уделяет трагическому повествованию, в котором массовые убийства евреев расширяются с травмы еврейского народа до травмы всего человечества, превращаясь во вневременной архетип, устанавливающий этическую защиту добра от зла. Холокост становится универсальным моральным символом преступления против человечности. В 60-е годы Холокост стал ассоциироваться с жертвами насилия над различными меньшинствами и их борьбой за свои права, в 80-е - стал символом ядерной и экологической угрозы и получил смысл "ядерного Холокоста" и т.п. Обобщение травмы Холокоста привело к понятию "всеобщего человеческого права" для западного мира. Не западные народы не могут помнить Холокост, но в контексте культурной глобализации они постепенно осознают его символический смысл и социальное значение. У них развиваются травматические драмы, эквивалентные Холокосту. Травматическая драма Холокоста, как и любая трагедия, сообщает нам, что зло является стороной всех людей, каждого общества, что мы одновременно есть жертвы и преступники. Трагическое повествование придает травматической драме Холокоста смысл целебного и очищающего катарсиса. Вывод этого эссе состоит в том, что "моральный универсализм основывается на социальных процессах, которые конструируют и канализируют культурную травму" . Последующие части книги Александера либо уточняют отдельные теоретические детали культурно-социологической конструкции (глава

Культурная травма и коллективная идентичность; глава 4: Культурная социология зла ), либо дают новые примеры применения культурной социологии (глава 5: Обсуждение Американского гражданского общества; глава 6: Уотергейт как демократический ритуал; глава 7: Священная и мирская информационная машина; глава 8: Современность - анти, пост и нео: как интеллектуалы объясняют "наше время" ). Культурная социология является достижением прежде всего американским, но она имеет и глобальное значение, так как дает новый подход к исследованию одной, но всемирной сферы общественной жизни - культуры. В нашей рецензии нашла отражение лишь малая часть богатого теоретического и эмпирического содержания книги. В целом эта книга представляет грандиозную попытку теоретического конструирования внутреннего автономного механизма культуры как одной из четырех сфер глобального воспроизводства.

Семашко Л.М.,
к.ф.н., доцент,
директор общественного Института стратегических сферных (тетрасоциологических) исследований
----------------------------------

Дорогая Ронит,

 

Спасибо вам за ваше приятное сообщении о принятии моего обзора книги профессора Александера для публикации в вашем сборнике ISRB (Volume 21, no. 6,Nonember 2006, International Sociology).. Ниже я даю проверенный текст для него:

Оглавление: JEFFREYC. ALEXANDER. The Meanings of Social Life: a Cultural Sociology. New York: Oxford University Press, 2003, X+296 pp., ISBN 0-19-516084-3 (Плиз, обратитевниманиенаокончание: Meanings)

Пять ключевых слов: культурная социология, смыслы, социальная жизнь, тетрасоциология, сферы общества

Биографическая заметка: Лев Семашко (д-р философии) является директором ИССИ. Его главные поля интересов являются тетрасоциология как четырехмернаясоциологическая теория, синтезирующая западную структурно-функциональную идею сфер общественного воспроизводства и восточную идею социальной гармонии; теория четырех сферных классов населения; социальный приоритет детей через их избирательное право, исполняемое родителями.

 

Наилучшие пожелания,

Лев Семашко

12 января 2006 г.
---------------------------------